1993
У меня сейчас в комнате, не считая пионов, 16 роз. Так что я чувствую себя 16-летней девочкой, мама которой в Иерусалиме и не известно, когда объявится.

17.6.1997

…Ей-богу, говорю я тебе и себе, надо жить легкомысленней, жить данным мгновеньем, если даже от на время утраченного смысла одни осколки. Да и грядущим жить опасно – многое можно проморгать, ожидая лучшего. Третьего дня записала строки, но стихотворение так и не дописалось, м.б., вернусь к нему, как только испишу эту тетрадку, пока не звучит во мне ничего из-за осколков.
Оно началось всерьез, а прервалось на почти частушечной шутке: Первое четверостишие сохраню. Но тебе и шутку перепишу.

Я так долго живу, что уже понимаю ворон
Мне орущих сейчас, что я уйму грядущих времен
За спиною оставила. Правы, - я, дурья башка,
Из былого себе не оставила и посошка,
Чтоб чертить по гряде облаков и по горной гряде,
По листу, по песку, по огню, по стеклу и воде:

Что должно произрасти – произрастет, 
Что должно произойти - произойдет,
Будет имя на слуху, 
будет шуба на меху, 
а иначе – ни ху-ху,
Ни ху-ху .

…
Доченька, вообще о чем бы я не думала, чтобы я ни писала, ни делала, главное, о чем бы не размышляла – ты всегда присутствуешь как фон жизни. Но как фон может быть одновременно и внутри существа? Этого я не могу объяснить. М.б., ты, как знающая глубоко искусство, как-то обоснуешь это. Не забудь просьбу – обоснуй. Есть ли фон только то, на что накладывают краску, или он может сам быть составляющей.
Неизвестно, сколько ручек изведу, вот уже одна закончилась. Семен очень твоему подарку – ручке – обрадовался – только потерял, и вот, пожалуйста, подарок. Поначалу я не знала, что она ему предназначена – люблю от тебя ручки и тетради получать. Настоящее бедуинское колечко – на мизинце в аккурат. Спасибо! Крем подошел, но, оказывается, и здесь имеется. Это я никогда в магазине не имеюсь, не потому что не продаюсь, а потому что не дойду. Вот и ещё остаток ручки изошёл, пишу той, черной, которой писала стихи, и какую для них же берегла. …
День рождения разводить не собираюсь. Но, видимо, что-то сделать придется. … Более-менее постоянно приходящий ко мне народ 24-го я упредила – не справляю.
Да и день какой – 24 июня. В этот день родилась не только я, мелкая стихотворица, но и великая Ахматова. И если мой эгоцентризм так же мелок, как моё стихотворство, (кроме того, я о себе, в основном, говорю, а всё делаю для других), - то в великих - всё велико. Если бы ты прочла её записные книжки – неслыханный эгоцентрик даже в тех случаях, когда словесно печется о других, в первую голову в виду имеет свои интересы. Так - о Гумилеве, главное – доказать, что кроме неё, он и никаких других женщин не любил. Нет, эту книгу надо достать и прочесть тебе. Крайне интересный характер, редкий по эгоцентризму – да ещё при такой тяжелой жизни! Но волнует её – слава – вначале и та, что возродилась в довольно преклонные лета – просто удивительно, как подобный эгоцентризм пропустил сквозь себя всю подлунную и подсолнечную. Главное – подлунную. Ахматова с детства лунатиком была. А что меня особенно поразило, так это то, что записные книжки явно были предназначены для посторонних глаз, иначе бы она так тщательно не зашифровала свою последнюю любовную привязанность, проще – связь. Неужели Ахматова, строя свой образ, смотря на себя чужими глазами, всё же не видела себя со стороны, свой всеобъемлющий эгоцентризм. Можно предположить, что я отношусь к Ахматовой без обожания, говоря о её характере. Отнюдь, нет. Так уж устроена моя голова – мозг фиксирует, а душа только обожает. Так я отношусь и к тебе, а кроме тебя ко всем поэтам, которых люблю. Я об этом написала, нет, не совсем об этом, на этой неделе стишок, вот он.

***
Быт мой вовсе не молью трачен,
А древесно-райским червем.
Каждый вечер, - а час назначен –
Подхожу в закутке своем

Как лунатик, я к полкам книжным, 
Где любимые все стоят, –
Стекла при канделябре недвижном, 
Как при полной луне блестят,

Наугад рукою неспешной
Извлекаю кого-нибудь, 
чтоб пройти и святой и грешный
Здешний путь и тамошний путь.

А сегодня сижу я с Фетом
И не смею ни быть, ни сметь…
Я умру от любви к поэтам – 
Это чудная будет смерть .

Да, вот так с книгой в руках и исчезнуть, даже ничего не осознав от восторга. Но это - для праведника. Не для меня.

23.6.1997
Завтра мне не будет слишком грустно без тебя – ведь ты и на Рижское взморье иногда выезжала до 24-го июня, но чаще всего старалась - после уезжать. Последний раз ты была на моем дне рождения 9 лет назад, в Малеевке. Чего только Ахмадулина не вытворяла в тот день 88-го года! Ты, кажется, да так оно и было, - до вечера была со мной, а потом уехала. Днем, а я родилась в 16.15, мы сидели в холле втроем: ты я и Белла. Ты пришла чуть позже в холл, где мы расположились. Белла меня спросила: а в котором часу ты родилась? С утра она под моими дверьми разложила кучу подарков, я сказала время до минуты. Она предложила посидеть вдвоем в холле. Хорошо. Ты должна была подойти. И вот сидим благодушно. И надо же, в этот момент из комнаты своей вышел ныне покойный переводчик, Сергей Северцев: "О, в какие века можно увидеть в нашем холле сразу двух великих поэтесс"!

24.6.1997
Леночка! Ну вот и стукнет мне 69 г. Но пока я ещё родилась, условно. Однако уже пишу, хотя вряд ли долго продолжу это никому не нужное занятие. На самом деле, как это бывает и со стихами, я исписалась до одури. А тут ещё вчера – то одно, то – другое. А я могу заниматься, как тебе известно, только одним делом. Стихи – так стихи, письмо - так письмо, и – ничего параллельно-попутного. … Леночка! Ура! Ты мне позвонила! Спасибо, моя деточка!