Из маминого письма, весна, 1992 г.
Я отвлеклась от главной темы. Мы с тобой крайне импульсивны в писании, хотя обе не дуры. Но иногда, разбрасывая направо и налево мысли, до конца их не разрабатываем. Бросаем чудные мазки на полотно, но не можем доказать глубины краски. Видишь, как я расхвасталась. У тебя все-таки больше экспрессии и концентрации. Это абсолютно мне очевидно. Но природа наших достоинств и недостатков, по-моему, одна и та же. ...
Эти мои размышления над нашей общностью, конечно, детские. Да, Леночка, и сама-то я – детская. Ей-богу. Это в чем-то и хорошо, но уж слишком я беспомощна перед жестоким миром.
Элла правильно меня поняла: "Инна Львовна, в вас есть что-то такое в характере, что позволяет Вас ударить, не рассчитывая не только на ответ, даже на ссору". И впрямь, именно так. Это я описала в твоем любимом из моих стихотворений – "В лодке":
Музыка жизни одна и та же,
Но, что ни день, словно море, другая -
Цветом, дыханьем, повадкой, походкой волны.
Люди слабы, как все люди. Я же,
Странною слабостью располагая,
Многих прельщала доказывать мне, что сильны.
Что за подробность души? Однако
Даже добрейших друзей искушала
Выказать силу, - и все мне давали под дых.
Если была б у меня собака,
То и она бы меня искусала,
Хоть не кусают собаки хозяев своих.
Я - неудачница высшей марки,
А неудачники толка иного
Верят в посмертность свою, в золотое "авось".
Море подъемлет белые арки, -
Жизнь, если ты не совсем бестолкова,
Сбрось меня с лодки, а там - со счетов меня сбрось.