elena-makarova.info

У нас завтра не получается, у Маши заболел ребенок, так что у всех есть шанс присоединиться на следующей неделе ;)

Пусть Машин ребенок скорее выздоравливает!

Танечка, спасибо вам за фото! они такие одухотворяющие! очень приятно было познакомиться! какая удивительная была встреча!!!ещё раз спасибо Мане, Елене Григорьевне и Наташе!!!

http://magazines.russ.ru/znamia/2015/1/27b.html

Ефим Бершин
Бабушкина внучка
Искусство Марии Макаровой
версия для печати (113884)
« ‹ – › »

Глядя на картины Марии Макаровой, развешанные на стенах редакции «Знамени», хотелось воскликнуть словами Михаила Булгакова. Точнее, Воланда: «Кровь — ве-ликое дело!». Отдавая себе отчет в том, что в этих словах Воланда естественным образом присутствует нечто сатанинское, все-таки не могу не добавить, что бабушка Марии, Инна Лиснянская, ведь и не скрывала своего ведьминского происхождения:

И черта с чертом ссорю
Я, ведьма, голью голь,
И посыпаю солью
На завтрак ту же соль.

Я давно знаю Марию и видел, как мучительно ей давались поиски собственного стиля. Лет десять назад Инна Львовна затащила меня в какие-то тель-авивские трущобы неподалеку от берега Средиземного моря, где Мария снимала комнату. И убранство, и, кажется, даже мебель этой комнаты состояли сплошь из картин. Не удивлюсь, если и спала она на холстах и картоне, прикрываясь мольбертом. Так вот: в глаза сразу бросалась разноголосица стилей. Как будто один и тот же хор одновременно пел разные песни, да еще и в разных тональностях. Впрочем, и сам поиск образа жизни ее в ту пору полностью соответствовал ее картинам: и художник, и реставратор, и лихач-мотоциклист, и чемпионка по снукеру, и еще Бог знает кто. То есть почти в буквальном смысле посыпала солью ту же соль, и чем было солонее — тем поучительнее. Неслучайно из-под кисти выползало такое количество автопортретов: вот она у окна, вот — за столом, вот — в зеркале. И даже — в телевизоре. Словно, разглядывая собственное изображение, сама пыталась понять: что же она такое есть.
И вдруг после стольких лет поисков Мария пришла… к бабушке. И все встало на свои места. Так же, как Инна Лиснянская в стихах, Мария в своих картинах абсолютно честна, прозрачна и так же, как бабушка, никого больше не стремится удивить. Чем порой и вызывает удивление. То есть, повторяя банальную истину, она перестала пытаться «казаться», а стала «быть». И все вокруг нее стало «быть» — и люди, и мебель, и дома, и природа.
Видимо, к периоду, когда осознание себя стало обретать реальное выражение в живописи, относится целый ряд портретов Инны Лиснянской. То бабушка в шляпе, то без шляпы, но принарядившаяся, то, позабыв обо всем, пишет за столом, то по телефону разговаривает. И везде — другая, образы, почти несоединимые внешне, но это как раз та несоединимость, которая рождала единство в стихах. И Мария это уловила.
Простота простотой, но в то же время из картин сквозит какой-то сквознячок. Они явно закодированы. Не зная кода, просто так не войдешь. На некоторых картинах лица испещрены какими-то таинственными знаками, буквами и цифрами. А в последнее время Макарову потянуло на игральные карты. Или, скорее, на гадальные. Пики и крести, валеты и дамы разбросаны по картинам, как по игральному столу. Словно с их помощью Мария хочет что-то понять или предсказать. И как тут не вспомнить, что бабушка Лиснянская тоже была игроком. Причем азартным. За стол с ней лучше было не садиться — всегда сопротивлялась до последнего. Если проигрывала — злилась, огорчалась и требовала играть с ней до тех пор, пока она не выиграет. С легкой душой, сколько помню, она поддавалась только Липкину, который тоже не любил проигрывать. Остальным спуску не давала. Но самое интересное — пасьянс. Надо было видеть, как она увлеченно раскладывала карты по столу, свято веря, что уж карты-то скажут чистую правду.
И еще не могу не сказать о свободе. Свобода — понятие тоже вполне себе таинственное, плохо уловимое и всегда относительное. В свое время Григорий Померанц многих удивил признанием, что порой таким свободным, как в лагере (сталинском!!!), он не бывал и в обычной жизни. Утверждение, конечно, глубоко субъективное, относившееся только к самому Померанцу и его внутренним ощущениям. Но свободу творчества, свободу поиска, видимо, ничем ограничить нельзя. Она живет отдельно от внешних обстоятельств. Инна Лиснянская обретала свою свободу не в самые лучшие времена, застав и войну, и репрессии, и диктатуру идеологии, и прочие советские радости. Но обрела. Марию же с малолетства никто не притеснял, внешне она была свободной почти с рождения. Но поиск внутренней свободы занял не меньше времени, чем у бабушки. Для художника такая свобода — обретение гармонии между внешним и внутренним миром. Кажется, Мария Макарова уже сумела такую гармонию обрести. И мы получили художника.