elena-makarova.info

маленький писал(а):http://fotki.yandex.ru/users/brzevskaya/album/439584/
фотки

Елена Макарова писал(а):Вот мамины стихи, которыми "зарос" во время семинара Переделкинский сад:

* * *

Сад зарос и стал непроглядными дебрями,
Я с трудом пробираюсь между деревьями,
Отодвигаю от глаз резиновой рукавицей
Заросли жгучей крапивы – так высока,
Что не пробьются к земле солнца жгучие спицы,
Лишь облака прольются, лишь облака.

Сад зарос и стал дебрями непроходимыми.
Вот и совсем не вижусь с друзьями любимыми.
Нет, нам друг к другу, пожалуй, никак нет пробиться –
Так мне, по крайней мере, думать легко…
Сладким забвением пахнет трава-душица,
Памятью терпкой пахнет цветок-левкой.

13 июля 2007 г.


******


Справку о слабоумье выдал мне втэк
Лес на меня глядит из-под влажных век
И раскрывает свой разговорчивый рот, –
То шепчет дождём, то соловьем поёт.
Дерево мне говорит больше, чем человек,
По крайней мере, не врет.

Мне неизвестно, хорош мой выбор иль плох,
Но разговоры леса меня не берут врасплох, –
Лес на одном языке говорит века,
Кроме того я чую наверняка:
Кроется не во времени смена эпох,
А в корневых изменениях языка.


24 мая 2008
******
Хорошо мне жить анахоретом,
Лохом не добитым
На опушке смешанного леса,
Солнышком прогретом,
Дождичком умытом.
Никакого транспортного стресса –
Бабочки, стрекозы,
Пчелы и шмели, божьи коровки…
Мрачные прогнозы
Не имеют веса.
Хорошо не в городской коробке,
А в глухом предместье.
Домик, огород – четыре сотки, –
Ни предательств, ни хулы, ни лести, –
Лес и троеперстье.
24 мая 2008

******

Ветер такой, что ещё не покрытые пухом
Облетают жёлтые одуваны,
Ветер такой, что руки елям-толстухам
Ломает – и льётся смола из раны.
Ветер такой, что если поверить слухам,
Не эпохой веет, а новой эрой,
Даже не эрой, а пахнет периодом новым,
Сотворённым из пепла и серы.
А, быть может, – и доледниковым.
Ветер такой, что забыты живые примеры –
Посвисты электричек, многоголосье птичье,
И т.д. и т.п. и проч.
Ветер такой, что некоторое наличье
Здравого смысла не сразу смогло превозмочь
Гул апокалипсиса и бессонную ночь.

30 мая 2008

******

Цветов и бабочек балет подсвечен солнечной тесьмой,
И перемешен летний свет с моею бесприютной тьмой,
С моей душевною зимой.

Откуда тьма? Да от ума. Как на одном брелке ключи,
Во мне есть воля и тюрьма, добро и зло, – хоть в крик кричи.
Тут не помогут и врачи.

Да надо ли мне помогать? Как отделить от света тень,
От дьявольщины благодать. Сама я для себя мишень,
В какую целиться не лень.

Сирень бардовая пляши, психея-бабочка кружись!
Не надо вам моей души – так без меня прекрасна жизнь!
А солнце жжет меня: очнись!

2 июня 2008 г.
******
Крапива-недотрога и дятлова семья,
Окольная тропинка и неоглядный путь,
Как хочется немного побыть мне без себя,
Немного отдалиться, немного отдохнуть.

В чужие бы заботы уйти мне с головой, –
Стать для чужого сердца – целительным теплом,
Чужим рукам – подмогой, чужим ногам – травой
Или хотя бы дятлу надёжным стать дуплом,

Или зеленой лампой светить мирам чужим
Из сумрачного дома, из своего угла.
Но на себе завязан мой мир узлом тугим,
И как мне ни обидно – не развяжу узла.
2 июня 2008

******
На лопухах сейчас сверкают алмазы –
То ли дождинки с ночи, то ли роса.
Птицы поют на разные голоса,
Ласточки чертят воздух, как богомазы,
Для гнёзд воздвигая строительные леса.

Каждый хозяин похож на свою собаку,
Каждый из нас похож на одну из птиц.
Я – пересмешник всего, что звучит. Однако
Я из кустов наблюдаю, как из бойниц,
Кто в обороне сидит, кто идёт в атаку.

Жизнь – это битва за непременное право
На ежедневный хлеб, на гнездо и закон.
Думать про деньги – это моя отрава,
Кипа нотной бумаги ¬– это мой Вавилон.
Всем, кто пел и поёт, подражаю коряво:

Смешана трель соловья с хрипотцою сойки.
Всем подражаю – это моя судьба.
Возле дубового пня, стою, как у стойки,
Славки помётом мне ставят хвостатые двойки.
Я, пересмешник, – надменная голытьба.

3 июня 2008 г.

******
Дождик упрятал в землю свои концы,
Вылупилось светило из облаков.
Скоро в берёзе вылупятся птенцы,
Дятел усердно таскает в дупло червяков, –
Дятла супруга стучит по стволу изнутри –
Так вот по рельсам колёса стучат вдали,
Зря мне не веришь, ухо своё навостри –
Звук одинаков. Часы мои на мели.
Видишь, чернеет на белой берёзе дыра,
Там изнутри, и птенцы и часы спешат.
В поисках клада дятел обстукал сад.
Скучно, мой брат! Ни пуха тебе ни пера!

2 июня 2008
******

Кому это надо? Да мне это надо
Сидеть в глубине то ли моря, то ль сада
Без щели вовне.
Не знаю кораллы здесь или рябина,
Над травами пенятся волны жасмина,
Как кадры во сне,
Где берег песчаный сомкнулся с гудроном,
Крик чайки морской со звонком телефонным,
Где к соснам шпагат
Привязан для сушки белья или рыбки.
А в мире реальном подробности зыбки,
Как море и сад.

12 июня 2008
******

Время разводит мосты, а я навожу,
Вот и сейчас за чаем с тобой сижу,
Нет между нами зияющей пустоты, –
Только окно, за которым живут цветы.
Ландыш цветёт в тени, незабудки во рву,
Еще ты не умер и я покуда живу.
Нас развести времени не удалось,
Это ошибка, что мы существуем врозь, –
Я подпираю небо своим плечом,
Ты упираешься в землю лунным лучом.

15 июня 2008

* * *

Что ещё я вижу кроме этих нитей
Дождевых за переделкинским окном? –
Сон, изъезженный колёсами событий,
И событья, затуманенные сном.

Не до гнева, не до слёз и не до шуток.
Как с судьбою ни враждуй и ни дружи,
Всё равно она размытый промежуток
Между помыслом и промыслом души.

Жизнь проходит между небом и землёю
Вертикальная и зыбкая, как дождь,
И плывёт, словно блудница к аналою,
Соловьиная торжественная ложь.

Боже мой, и я хотела стать любовью,
Милый мой, и я мечтала о венце,
И дрожит в дожде по горло Подмосковье
Со следами незабудок на лице.

1980
ВЕТЕР ПОКОЯ

1.

Утро такое, что ветер пропах жасмином
Да и сиренью.
Время такое, что словно на поле минном
Жду со смиреньем
Взрыва. Но разве можно в утро такое
Думать такое?
Ветер жасмина, ветер сирени, ветер левкоя,
Ветер покоя.
Утро такое с веком в испарине смерти
Не совпадает.
С чем мы вступаем в тысячелетие третье,
Ветер не знает.
Разве что сердце – дрожащая роза –
Мыслит тверёзо
В утро такое, где лучше б не думать о взрывах
Разного рода.
Небо – в надрывах, во вскрытых нарывах
Матерь-природа.

2.

Ветер жасмина, ветер сирени, ветер левкоя,
Ветер покоя
В противоречье с враждой людскою,
С лютой тоскою.
Утро такое со временем родины бедной
Не совпадает, –
Время разбоя, время тротила, радиобездны...
Рёбра бодает
Сердце – рогатая роза, роза терпенья,
Роза раденья.

1995

* * *

Жизнь превратилась в сплошной изумрудный досуг.
Лес мне сегодня – и ангел-хранитель, и друг,
Даже дыхание наше взаимообменно.
Но по утрам, если небо гремит многопенно,
Зеленоглазый мой и многотрепетный, вдруг
Страх на меня нагоняет, рассудок скребя:
Створки окна открываю, как створки моллюска, –
Будто бы лес, губы вытянув трубочкой узкой,
Всё содержимое комнаты втянет в себя, –

Втянет, проглотит кровать, гардероб и трюмо,
Кресло и стол, за которым я это письмо
Не дописала тебе и уже не закончу.
Так вот, возможно, густой африканскою ночью
Бросил со страху поэзию нервный Рембо.
В грозы такие в себя прихожу я с трудом,
Трогаю дрожко неодушевлённые вещи,
Словно боюсь испугать их, а лес рукоплещет,
Видя, как я обращаюсь с его же ребром –
С деревом, отданным им в услужение мне.

Ливень утихнет, и я, оклемавшись вполне,
Вынесу стул раскладной и горячий кофейник –
В сосны, в шалфей фиолетовый, в жёлтый лилейник,
И заведу разговор о тебе и стране
Самого бурного моря, где правду любила
Бурно настолько, что прочие чувства убила
И опротивела этим тебе и себе.
Шепчет мне жёлтый лилейник – «В безумье причина…»
Или бормочет лиловое пламя люпина:
«Дело простое, – оно, дорогая, в судьбе».

Нет, никогда я письмо это не завершу.
Я сверхъестественным чувством уже не грешу, –
Всё сверхъестественное завершается крахом.
Я при грозе охлаждаюсь нахлынувшим страхом.
Прежде спешила, теперь уже не поспешу
Створки души раскрывать, словно створки окна,
Или, что хуже гораздо, – моллюсковы створки.
Нет, я не слышу ни моря, ни шума моторки!
Мне повезло! – изумрудные жизни задворки,
Сосен дыхание и тишина, тишина...

2000
СКОПИДОМКА

Меняют кожу змеи и растенья,
А человек меняет точку зренья
И точку проживанья.
Сегодня твоё местонахожденье
В саду. Но лип июльское кажденье
Ты как бы оставляешь без вниманья.

Тебя как бы не трогает погода,
С пчелиной позолотой небосвода.
Но с тщаньем скопидомки
Заносишь ты в свою статью прихода
Буквально всё, что летняя природа
Способна дать на зимние потёмки.

По-стариковски копишь горстку зноя,
И облачко жасмина кружевное,
И прочее в его безвещном роде.
И шутишь: старость – дело наживное,
Забыв, что место жительства земное
И время – на исходе.

2000

ЛЕТО

Схимница-зима и весна-блудница –
Всё прошло, мой друг, но осталось лето,
Где на берегу смоква золотится
И стучит волна в камень парапета.

Чем, скажи, не жизнь – в памяти копаться,
Не в её золе, – в золоте песочка, –
Так вот и до мысли повезёт добраться:
Память – есть душа, время – оболочка.

Так вот и поверю в то, что не грешила,
Что судьбы не жгла, не жила в позоре...
Память у меня – золотая жила,
Потому и лето, потому и море...

2000

* * *

В лесу, где не бытует эхо,
Где лето – как в зиме прореха –
Мой утлый дом.
Собака лает, ветер дует,
Мотыль порхает, хмель колдует, –
Всяк при своём.

И в это лето гость случайный
Не станет ни лучом, ни тайной
В моей судьбе.
Ель цепенеет, реет птица,
Пространство млеет, время мчится, –
Всяк по себе.

И если вдуматься подробно, –
Ничто друг другу не подобно:
Часы – ходьбе,
Стрельба – грозе, прореха – лунке,
Слеза – росе, ресница – струнке,
А я – тебе.

2001